Скажите, а чем для вас Фейсбук отличается от его предшественников?
Татьяна Толстая: Да все очень просто: он более мобильный, более живой, у него мгновенная реакция, просто все переместились на него. Мне-то больше нравится интерфейс «Живого журнала», но туда люди не ходят, там бродят какие-то подростки ничего не понимающие - как будто все съехали, подростки пришли и заняли опустелое здание. Они бродят по нему и бессмысленно расписывают стены, не понимая смысла помещения. Вот спальня, вот кухня, но они не понимая этого, всюду гадят. Вот такое ощущение.
Александр Генис: Какая полемика вам интересна в Фейсбуке?
Татьяна Толстая: Мне интересно то, что называется «срачи», но не все, конечно. Мне интересно, как это нарастает, как сталкиваются вихри, ветры, каким образом мирные до определенной поры люди вдруг начинают страшно взвиваться, защищать своих, ругать чужих. Есть несколько совершенно замечательных молниеносных - знаете, как бывает молниеносный рак или молниеносный «антонов огонь», еще какие-то страшные заболевания, вот они мгновенно — сутки, и человека нет. При этом я очень хорошо вижу, как это устроено. Тот, кто виноват в этом - тот, кто первый натравливает толпу. Не тот, на кого натравливают, потому что все, он уже погиб. Ему остается немножко бороться, ему остается цепляться за любую змею, принимая ее за соломинку, он пытается выплыть, он пытается объясниться, что нет, он совсем не то имел в виду, он имел в виду другое. Поздно. Если на человека натравили толпу, этот человек погибает в общем мнении, пораженный клеветой, как поется в известной арии.
Александр Генис: Розанов ведь пришел к своей манере в ответ на кризис вымысла. Он, как и поздний Лев Толстой, считал, что литература умерла. Розанов думал, что он так заменяет литературу. Как вы думаете, Фейсбук — это тоже ответ на кризис литературы, кризис вымысла в литературе?
Татьяна Толстая: Лично я не вижу никакого кризиса в литературе. Мысли о кризисе либо посещают человека в конце его литературной жизни, его литературной карьеры, если талант скудеет и иссякает, либо его воображение на пять ведер, а вот шестое пошло и нечем его наполнить. В конце концов, всякая корова доится ровно столько, а дальше она уже не доится. Обратите внимание, что в наши дни о кризисе литературы говорят писатели исписавшиеся, не чета Розанову или Льву Толстому, но просто исписавшиеся, их время истекло, ничего не сочиняется, и вот тогда они начинают хоронить литературу вместе с собой. И это мне напоминает описание чумы из одного учебника для практикующих врачей: чумной больной хочет утащить с собой в могилу всех здоровых и живых, поэтому у него возникает непреодолимая потребность всех трогать, касаться и марать. Я просто в разговоре о кризисе вижу такой вид угасания.
Остальное здесь http://www.svoboda.org/content/transcript/27247869.html
Journal information